Стамбул — новая культурная столица

По стамбульскому проспекту Независимости движется танк. Грозно покачивая дулом, он направляется в сторону нового центра современного искусства Arter. На его пути — две немолодые женщины в курдских платках. Они притягивают к себе своих внуков; сзади напирает толпа. Проспект Независимости — эквивалент лондонской Оксфорд-стрит или нью-йоркской Пятой авеню — начиная с 1960-х годов видел по крайней мере один государственный переворот (или попытку оного) в десятилетие. Что же будет сейчас — турецкий Тяньаньмэнь? Вовсе нет: танк-то на самом деле надувной. Под смех прохожих он встает на дыбы прямо перед центром и сразу же сдувается, как воздушный шарик. Шутка всеми понята.

В этом месяце в Турции состоится референдум по конституционной реформе, призванной существенно ограничить политическое влияние военных. Совсем недавно о таком еще помыслить было нельзя. В последние десять лет в стране прошли радикальные перемены, и нигде они не проявились столь ярко, как в культурной сфере. Годы цензуры и стагнации ушли в небытие, что ознаменовалось, в частности, всплеском международного интереса к современной турецкой культуре. Орхан Памук (Orhan Pamuk) получил Нобелевскую премию по литературе, выдающиеся режиссеры нового поколения — Нури Бильге Сейлан (Nuri Bilge Ceylan), Фатих Акин (Fatih Akin), Семих Капланоглу (Semih Kaplanoglu) — удостоились призов кинофестивалей в Каннах, Берлине и Венеции... Однако сильнее всего перемены ощутил на себе мир изобразительного искусства.

Пять лет назад, когда в порту Каракёй только-только открылся Музей современного искусства (Istanbul Modern), Стамбул — самый большой город Европы, с населением около 13 миллионов человек, — был настоящей «культурной пустыней». А в этом году он носит звание европейской культурной столицы и гордится модой на строительство частных музеев, какой мир не видел со времен знаменитого филантропа Эндрю Карнеги (Andrew Carnegie). Богатейшие семьи страны фактически соревнуются друг с другом — кто соберет самую большую и самую дорогую коллекцию. С тех пор как клан Экзачибаши выделил средства на Istanbul Modern, некоторые семьи успели представить миру по два, а то и по три музея.

Живым подтверждением того, что в Турции искусство имеет своего зрителя, стали выставки - блокбастеры Пикассо и Дали, которые устроили в своем музее у Босфора банкиры Сабанджи, одними из первых начавшие тратить на культуру грандиозные суммы. Им принадлежит музей современного искусства Elgiz, фонд Borusan (который содержит еще и симфонический оркестр) и банк Garanti, который сейчас занимается строительством огромного комплекса, по площади в пять раз превышающего Турбинный зал лондонской галереи Тейт Модерн.

Турецким искусством больше всего увлекаются наследники промышленного магната Вехби Коча (Vehbi Koç). Его дочь, Суна Кирач (Suna Kiraç), не так давно основала роскошный музей Pera, а еще фонд этого клана стоит за тем самым центром Arter, который мы упоминали в начале статьи. Это уже вторая открытая ими галерея современного искусства. Останавливаться наследники не собираются: в их планах — еще один крупный музей.

Глава Arter, Омер Коч (Ömer Koç) — человек огромной эрудиции, свободно говорящий на трех языках. Таким покровителем искусств гордилась бы и Флоренция XVI века. Свой центр, занимающий семиэтажное здание на самой дорогой улице Турции и обладающий первоклассным собранием, он считает всего лишь скромным началом. «Первая наша выставка называлась Starter (“закуска”), потому что нас ждет еще много разных блюд... У турецкого искусства большое будущее, и мы хотим, чтобы о нем узнал весь мир», — говорит он.

Фонд семьи Коч активно выделяет средства на проведение выставок турецкого искусства за рубежом. Кроме того, прошлогодняя Стамбульская биеннале, вызвавшая немалый ажиотаж в прессе, была организована именно на их деньги (в то время как государство не предоставило почти ничего). По иронии судьбы, выставка была посвящена кризису капитализма… Деятельность наследников миллиардера одобряют не все: некоторые критики называют ее «раздутым богачами пузырем», который имеет значение лишь для малой прослойки столичных жителей.

Нувориши, более приверженные к религии и известные как «анатолийские тигры», в отличие от своих соседей по списку богатейших людей Турции предпочитают вкладывать средства в политику или религиозные организации вроде «движения Фетхуллаха Гюлена». На культуру они тратят мало; их интересует лишь то, что поддерживает лубочные фантазии об османском прошлом. Но и здесь намечаются изменения. Недавно, например, миллиардер Мурат Юлькер (Murat Ülker) выложил шестизначную сумму за картину наследницы османских аристократов Фахрельниссы Зейд (Fahrelnissa Zeid), выполненную в стиле фовизма. А ежедневная газета Zaman, чьим спонсором выступает Гюлен, призывает своих религиозных читателей обращать больше внимания на искусство.

Что касается художников, то для них, по словам восходящей звезды Джевдета Эрека (Cevdet Erek), нынешний бум значит одно: решение остаться работать в Турции теперь не равнозначно «профессиональному суициду». Многие из уехавших художников возвращаются на родину. Среди них — Вахап Авсар (Vahap Avsar), которого даже не испугала перспектива служить в армии, которой он избежал, эмигрировав 15 лет назад. «Прямо-таки чувствуется, что в Стамбуле должно что-то произойти. Его время еще настанет», — утверждает он.

Те, кто пока не разделяет с Авсаром это поистине магическое чувство, должны поехать в район Хаскёй и пройти по извилистой улице от Золотого Рога до плавильни Лютфю-бея, которую признал бы и сам бог Вулкан. В темном помещении в глубине здания можно увидеть потрясающую инсталляцию нью-йоркского художника Сержа Спитцера (Serge Spitzer) под названием «Молекулярный Стамбул» — тысячи выглядывающих из черноты стеклянных шариков. Раньше на этом месте находилась синагога, где молились приехавшие из Испании евреи. Сейчас их в районе почти не осталось... На протяжении долгих лет здесь сменяли друг друга сообщества бедных иммигрантов и беженцев; жила в округе и семья нынешнего премьер-министра — Реджепа Тайипа Эрдогана (Recep Tayyip Erdogan).

Здесь никто не говорит о деньгах; ни куратор Эсра Нильгюн Мирза (Esra Nilgün Mirzа), ни художник не получили за свою работу ни лиры. «Инсталляция принадлежит местным жителям, — говорит Мирза. — Никто никогда не задумывался о том, что эти люди могут что-то дать культуре. Их игнорировали и презирали. Но они могут рассказать очень многое. Если ты видишь, что твою культуру уважают, то чувствуешь, что можешь найти общий язык и с другими».