О традициях нашего художественного рынка. Часть 1.

Наверное, не случайно до последнего времени тему отечественного художественного рынка старались обходить стороной. Куда проще было считать, что он попросту не существует. Однако это не так. Вместе с неуправляемыми, стихийно функционирующими экономическими структурами художественный рынок никогда не прекращал своего существования. Ему просто пришлось надолго скрыться в тени, исчезнуть вместе с нэпом и производными новой экономической политики, чтобы в результате оказаться вовлеченным в сферу так называемой теневой экономики. О государственной политике в области торговли произведениями искусства знали лишь посвященные в святая святых Минкульта. Все то, что в разряд централизованного арт-бизнеса не входило, иначе как спекуляция не расценивалось. В 60-х, 70-х и доперестроечных 80-х частный художественный бизнес оценивался исключительно при помощи статей уголовного кодекса. Посредничество в сделке, атрибуция или профессиональная консультация при купле-продаже казались настоящим криминалом.

И тем не менее советский художественный рынок жил и развивался, не обращая внимания на происходившее внутри «мира прекрасного».

К злополучному 1913 году, с которым неизменно сверялись невероятные достижения первого в истории социалистического государства, российский художественный рынок только-только начинал выходить из эмбрионального состояния. Отставание от мировой цивилизации, к которой Россия приобщилась при Петре Великом, сказывалось и в этой сфере. Правда, Екатерина II быстро сумела догнать своих соседей-монархов. Потакая желаниям императрицы затмить Европу роскошью, царские агенты и послы при иностранных дворах старались, как могли. Лучшие полотна с аукционов Англии и Франции оседали в Императорском Эрмитаже. Европейские антиквары и владельцы художественных магазинов в огромных количествах поставляв в Россию копии античных скульптур, европейскую живопись китайский фарфор. Приезжавших в Петербург путешественников потрясало великолепие аристократических дворцов и усадеб;  им даже казалось, что русские богачи умудрились обобрать Европу.

Но европейский художественный рынок был неисчерпаем. Древности росли в цене, входили и выходили из моды. Появлялись новые художники: одни завоевывали вкусы широкой публики, другие — любителей и знатоков изящного искусства. Париж бредил Востоком, потом Китаем и веками недоступной европейцам Японией. Увлечение каменными идолами африканских колоний сменялось русской иконой и советским авангардом. Рынок непрерывно эволюционировал, выбрасывая то один, то другой товар. В прямой зависимости от спроса поднимались или падали цены, но в абсолютном значении они постоянно росли. При умелом ведении дел художественный бизнес, равно как и вложение денег в произведения искусства, явно был прибыльным предприятием. Так дело обстояло на Западе. А что же творилось в нашем родном отечестве?

Комната в доме С. И. Щукина.

Государство, олицетворявшееся императором-самодержцем, пользовалось монополией во всех сферах. Централизованные закупки произведений искусства, начатые при Екатерине, делались лишь для царских дворцов и Эрмитажа, преобразованного указом Александра I в дворцовый музей. Министерство двора понемногу покупало «российских Рафаэлей и Ван-Диков», но лишь после того, как Николай I лично осматривал в Зимнем дворце отобранные с выставок и из мастерских полотна. Поскольку к началу XIX века в пределах отечества художественных вещей мирового уровня по-прежнему было сосредоточено недостаточно, богатые аристократы предпочитали покупать за границей. Граф Безбородко, к примеру, выписывал картины оптом, а в Академии художеств их по прибытии сортировали. Граф Строганов, путешествуя по Европе, предпочитал выбирать вещи сам. Так же действовало большинство русских дипломатов-коллекционеров - граф Татищев и князь Голицын в Вене, князь Ливен в Риме.

В середине века лавки и магазинчики антикваров мало-помалу начали появляться в Москве и Петербурге. Продажа предметов искусства сулила верный доход; круг покупателей существенно раздвинулся — вслед за потомственными аристократами стало активно покупать купечество, на очереди были разночинцы. Кое-что из древностей, гравюр, книг, а иногда и картин можно было найти на ярмарках, в первую очередь на крупней Нижегородской. Существовал скандально знаменитый Сухарев рынок, московская Сухаревка, где, правда, могли подсунуть бог знает какой товар. Хотя столичные антикварные магазины считались самыми престижными, собирателей манил к себе европейский рынок. К тому же мода на все западное не затихала в России никогда. Покупавших современное искусство были единицы. Картины приобретались с ежегодных выставок, а чаще — прямо из мастерских. Подобным образом действовали все, начиная с П. М. Третьякова, кончая никому не известным любителем изящного.

Кроме выставок и прямых заказов художникам, в Петербурге время от времени устраивались художественные аукционы. С молотка шли богатейшие родовые собрания или со вкусом и пониманием составленные галереи, подобно исчезнувшему «Русскому музеуму» издателя «Отечественных записок» Павла Свиньина. Антиквары, уже раскусившие выгоду от торговли изящным, пытались, по мере возможностей, прибирать к рукам наиболее интересные вещи. Однако ничего похожего на Париж, где на рынке царило несколько серьезных торговых форм, имевших кроме постоянного магазина небольшие выставочные галереи и  аукционные залы, в России не существовало. Известные в Европе коллекционеры старались продавать коллекции в полном составе музеям либо отправляли их на заграничные аукционы: в России покупателей, способных на крупные сделки, найти было гораздо сложнее, чем в Европе. Продажа у Друо в Париже или у Рейнера и Келлера в Берлине сулила больший успех и выгоду, хотя цена рубля была не ниже, чем франка или марки.

А. Кравченоко. Лавка букинистов.

Российский художественный рынок начал приобретать более или менее отчетливые очертания только к концу XIX века. На территории огромной империи утверждался в своих правах капитализм. Пробуждаясь от «сонного равнодушия» царствования Александра III, страна вступала в эпоху небывалого культурнo бума - незабываемого Серебряного века. Пошли выставки, активизировались художественные общества, стали издаваться первоклассные журналы, и русское искусство усилиями Сергея Дягилева и его друзей отправилось покорять Европу.

Подошло время устраивать собственные галереи-магазины по типу парижских. В Москве первая частная галерея открылась осенью 1909 года. «Галерея Лемерсье» размещалась при художественном магазине «Аванцо» в Салтыковском переулке на Петровке. Выставочный зал устроил Карл Лемерсье — бывший служащий магазина художественных принадлежностей и произведений искусств, принадлежавшего Николаю Аванцо. После смерти владельца популярнейшего московского магазина его заведение перешло к Лемерсье, решившему дополнить магазин галереей. Идея ее организации была целиком западной (недаром родившийся и выросший в Москве Лемерсье по происхождению являлся бельгийцем): устраивать регулярные выставки, выступая и посредника между художниками и публикой. Наконец-то появилось лицо, взявшее на себя, подобно французским маршанам показ и продажу ныне живущих и творящих художников, знакомство с новинками художественного рынка.

Поначалу «Галерея Лемерсье» не имела четкой художественной программы, не заботилась о качестве экспонируемых произведений. Как только что вступивших на новое поприще дельцов, их волновал лишь коммерческий успех нового предприятия. Но уже спустя три года Клара Лемерсье, взявшая дело покойного мужа в свои руки, начала приглашать для устройства выставок серьезных критиков и понимающих суть дела художников. Престиж художественного салона был поднят, и «Галерея Лемерсье», регулярно выставлявшая и распродававшая произведения российских живописцев, графиков, скульпторов и их западных коллег, прочно оторвалась от медленно приобщавшихся бизнесу конкурентов. Дело начинало сдвигаться с мертвой точки. Еще несколько лет, и мы получили бы собственных Волларов , Канвейлеров и Бернхем-Женов...

Наступивший 1917 год резко изменил ситуацию на художественном рынке. После нескольких лет войны, голода и разрухи явился спасительный НЭП, принесший немало благ разоренной братоубийственной битвой стране. Одним из них стало возрождение торговли — не только промышленными товарами, но и произведениями искусства. Отдельные граждане вняли призыву беречь творения человеческого гения, не жечь помещичьих усадеб и не крушить их содержимого. Художественный рынок пришел в движение. Во вновь открывавшиеся антикварные магазины потекло все, что посчитал для себя ненужным Государственный Музейный фонд, задохнувшийся от хлынувшего в его хранилища художественного потока. В антикварные магазины можно было приносить вещи, не боясь обвинения в воровстве. Призыв «грабь награбленное», как авансом выданная индульгенция, отпускал все прошлые и будущие грехи.

Парижский маршан Даниэль-Анри Канвейлер. Фото 1910 года.

Кроме антикварных магазинов на Арбате, Никитской, Тверской, Петровке и Кузнецком открылись аукционные залы. Там торговали не только старым платьем, никелированными самоварами, но и картинами, шедшими за десятки миллионов бумажных рублей. Журнал «Среди коллекционеров» в рубрике «Хроника художественного рынка» публиковал цены, по которым расходились картины, фарфор, серебро. Для российских журналов эта рубрика была обязательной. В старые же добрые време¬на и газеты, помещая отчеты о выставках, непременно сообщали не только о количестве посетивших экспозицию зрителей, но и о числе проданных картин и вырученных суммах.

Художественный рынок возрождался, а черный — нарождался. Часть вещей, минуя магазины и аукционы, доставлялась старым, надежным клиентам прямо на дом. Торговцы знали поименно каждого коллекционера; сведения о том, кто купил, что, у кого и за сколько, никогда раньше не являлись секретом. Рынок пополнялся новыми торговцами, часто делавшимися продавцами не по своей воле. Кто-то получал вещи на комиссию вместе с мехами и платьем; кто-то, распродав собственное имущество, переквалифицировался в комиссионеров. Превратив бывших коллекционеров в торговцев, революция вынудила их заняться барышничеством. Чуждые коллекционерских расчетов любители искусств постепенно сгинули вместе со старичками - антикварами, уступив место торговцам и покупателям иной формации.