Кто нибудь задумывался о том как, к нам в стеллаж или в посудный шкаф попадает, казалось бы элементарная вещь такая как кофейная чашечка или статуэтка? Она проходит длинный путь от рук скульптора до рук живописца. Предлагаю разобраться в этом нелегком путешествии нашей статуэтки. 

Веер, этот небольшой, полный очарования пред­мет, в наши дни редко употребляемый, некогда был очень распространён в высших кругах русского общества. В настоящее время во всех странах не ослабевает интерес к старинным веерам не только как к редким предме­там прежних эпох, но и как к замеча­тельным образцам декоративно-прикладного искусства. Веера коллекциони­руют, изучают, им посвящаются экспо­зиции и публикации.

Московский музей-усадьба «Останки­но» хранит коллекцию вееров XVIII—XX веков, на основании которой в Париже на трёх языках вышла монография о бытовании вееров в России. Коллекция неоднократно выставлялась в музеях России и за рубежом. В марте выставка коллекции вееров прошла в музее А.С. Пушкина, а в апреле она уже экспони­руется в Музее Востока, дополненная экспонатами из личной коллекции ис­торика моды А. Васильева.

Существует  две разновид­ности предметов, объединённых поня­тием «веер». Опахало - наиболее древний, существующий с незапамят­ных времён плоский экран, укреплён­ный на рукояти, и собственно складной веер, состоящий из скреплённых во­едино отдельных пластин с экраном на них. Веера второго типа появились в Европе с Востока в конце XV- начале XVI века, быстро распространились и вошли в жизнь высшего общества.

Мои друзья Ингрид и Вилли каждую субботу и воскресенье везят меня по всей Восточной Германии: “Мы покажем тебе такие места, которые не видел ни один советский турист!”. Знакомят со старинными замками, дворцами, парками и в случае, если где-то тропинка заросла или скамейка не покрашена, одним сло­вом, где плохо, говорят: “Это уже социализм!” и что “настоящие немцы живут в ФРГ...”.   Пытаюсь нарисовать не городской пейзаж. Едем по дороге. Над горизонтом возвышается серо-голубая полоса неба, окаймленная сверху и с боков белыми облаками. И вдруг подумалось, что у нас, в Башкирии, эта полоса могла быть... горой!

А здесь равнины, равнины — не за что зацепиться глазу...

Проезжаем маленькие города, вроде нашего Аллагувата, возраст 1000 лет... Все капитально, на века!.. Стоят кирпичные дома, которым по тысячи лет. Не верится. В Стерлитамаке, которому чуть более двухсот лет (хотя с каждым «исследованием» он становится старше и старше, договорились до того, что он... старше Казани!), старые купеческие особняки, которым не более ста лет, разрушились, и осталось их всего несколько...

Узнав, что есть пляж FKK (“Frei Кцгрег Kultur” — культура свободного тела). Решаю сходить.

Как-то путешествовал по Агидели со своей будущей женой Ириной. Не доплывая скалы Муйн-Акташ (по-башк.: “Белошейный камень”, а по-русски: просто “Черный палец”) перед нами открылась “Скала вождей” — высоко на скалах изображены портреты Маркса, Энгельса и Ленина, все трое настолько похожи на башкир, что я на­звал это “Скалой трех башкир”...

К тому времени я уже двадцать лет ежегодно сплавлялся по Аги­дели и “Скала трех башкир” в первозданном виде напоминала шах­матную ладью в вертикальном разрезе. С позволения сказать, худож­ники из Мелеуза молотками и зубилами выровняли верхнюю часть горы и черной, белой, желтой красками увековечили свой ура-патри­отический порыв...

- Как будто в город попала! - воскликнула моя невеста.

Для полного счастья на каждой скале не хватало по лозунгу или чего-то еще более крутого - изображения на всех скалах вдоль Аги­дели членов Политбюро КПСС! Хотя мои ретивые друзья из контрольно-спасательной службы, в те времена считали, чуть ли не дол­гом на каждом мало-мальском “бугорке” среди скал воткнуть крас­ный флаг...

Продолжение, начало: История одного художника. Часть 1.

В Литве ко мне время от времени пристают с вопросом: “За что-нибудь ты в своей жизни борешься или нет?!”. Я отвечаю: “За спасе­ние природы - пишу только первозданную природу и боюсь, что скоро первозданной она останется только на моих пейзажах...”.

Немцы спросили меня, могу ли я им что-нибудь продать?

- До выставки я не продаю! - запальчиво ответил я.

На прощание они оставили свои визитки и я, набрав­шись наглости, спросил:

- Может, мне поможете организовать выставку у вас?

- Возможно, что-то получится.

“Что-то получилось” через семь лет!

Учусь летать на аэроплане — пришлите мне двадцать, а я Вам — двадцать пять.

Матвей Огнев

Родился я в чудесном уголке Башкирии — Зилаирском районе — и навсегда остался патриотом этого края. Такой изумительной девственной природы, как там, я не встречал больше нигде. По происхождению и привычкам я — заводской крестьянин из Кананикольска. Даже сейчас, живя давно в городе, по своему душевному складу я остался крестьянином. Бываю на сенокосе. Люблю косить, согревать, стоять на стогу. И быть с природой вместе и наедине.

Народ наш, кананикольский, — из Подмосковья. Кличут нас масалями — по фамилии промышленников Масаловых — владельцев Кананикольского завода в XVIII—XIX веках. Фамилия же Масалов, возможно, происходит от названия города Масальска, откуда ведет свою историю весь масальский род.

Кананикольский завод расположился на горах, в «чаше», которую на две части делит речка Кана («кан» в переводе с башкирского — кровь). Весной Кана становилась красной: в нее из Белой заходила с икрой рыба, которая у нас называлась красулей. Ее черпали недотками, как поленья, носили на руках. У моей бабушки по матери Феодосии Гавриловны всегда в амбаре висела сушеная и вяленая рыба. Бабушка была большая мастерица печь хлеб и пироги с рыбой или всякой ягодой и грибами. Грибы же в сосновых лесах Кананикольска водились во множестве и разные: грузди, белянки и другие. Их собирали в кузова из бересты, большие таскали на кушаках через плечо. Ручьи запружали плотниками и мыли в них грибы в нескольких водах. Засаливали в маленьких кадушечках с папоротниковым листом — по-нашему «рябой травой». Кадушечки-лагунки закрывали крышечкой, которую подпирали тугим лучком. В два ряда ставили в телеги и закрывали сверху пологом от непогоды и пыли.

Ровно год исполнилось со дня скоропостижной смерти замечательного стерлитамакского художника и путешественника Альберта Мурзагулова. 20 января в Уфимской галерее «Урал» открылась персональная выставка его произведений. А мы вам предлагаем узнать путь, пройденный художником от выставки до выставки.

Посвящается моей любимой дочери Ингрид-Фатиме, немецким друзьям Аинденам.

- Если не приеду к тебе в Баскирию... немец буду!-  в очередной раз поклялся мой друг, эвенский оленевод Валера Шумилов, и... не приехал.

Моя самая первая персональная выставка состоялась на уфимской турбазе “Здоровье” через год после окончания художественно - графического факультета Московского пединститута. Картины в основном студенческие, написанные на картоне, без рам и были расставлены на стульях.

Первая выставка - как первая любовь: никаких последствий, если не считать небольшую заметку в республиканской молодежной газете и совсем маленькую информацию в тогда еще всесоюзном журнале “Турист”. Но запомнилась на всю жизнь!

А потом сразу Вильнюс! К тому времени я имел в Литве много друзей, особенно среди художников и путешественников, ездил туда уже 7 лет.

Выставка в помещении профсоюзных курсов, была проведена с легкой руки Литовского совета по туризму и экскурсиям. Там я познакомился с председателем Вильнюсского клуба туристов, фактически предводителем всех путешественников Литвы Альгимантасом Юцявичюсом.