Художники Башкортостана - Восхождение. Памяти Евгения Клеймёнова.

Май 1947-го, как и нынешний, был холодным, со столь же бурным половодь­ем. В тот год, в субботнее утро 11 мая в Уфе родился художник Евгений Клеймёнов, жизнь которого пронеслась как стреми­тельный поток, оставив на земле свет его большого таланта художника и человека. Судьба отпустила ему небольшой жизненный срок, всего сорок пять лет, но он успел сказать людям то сокровенное, чем жил.

Мы очень любили и уважали этого вдохновенного художника, обладавшего высоконравственной, чистой душой. Он был красив и внешне. Высокий, всегда подтяну­тый, темноволосый, с серьезным и внима­тельным взглядом жгуче-черных глаз. Евге­ний Олегович неизменно привлекал своим обаянием, сдержанностью благородных манер и, конечно, своим творчеством живо­писца. Его искусство, исполненное возвы­шенной романтики и необычайной добро­ты, всегда вызывало глубочайший интерес и признание зрителей, коллег. Именно таким предстает он в фотопортрете, исполненном фотохудожником С. Г. Новиковым. В руках у Евгения портрет его любимого писа­теля Александра Грина, написанный им в 1984 году. Сегодня для нас этот портрет несет некий роковой смысл, ведь он связал судьбы этих двух внутренне похожих твор­ческих людей, ушедших из жизни на взлете.

Евгений с детства был способным ребенком, в пять лет свободно читал, а еще раньше начал рисовать, любимыми его героями были былинные богатыри и ска­зочные герои. Школьная учительница Таисия Александровна Зайко, видя увлечение своего ученика искусством и очевидные способности, посоветовала родителям от­дать его учиться рисованию. В 1957 году мама, Роза Николаевна, привела его в изо­студию при доме пионеров, которой руко­водил Владимир Степанович Сарапулов, обладавший редким педагогическим да­ром и открывший путь в большое искусство многим своим воспитанникам. Через год он порекомендовал Жене ехать учиться в Москву. В 1959 году Роза Николаевна повезла его поступать в среднюю художественную школу при Московском художе­ственном институте имени В.И. Сурикова. «Из двухсот ребят, сдававших экзамены, было принято пятьдесят четыре человека. С тяжелой душой я оставляла Женю в ин­тернате, отрывая от себя кусочек сердца. Женя был очень стеснительным, держался всегда в тени... Я жертвовала своим благо­получием ради его будущего. Все друзья Жени считали его необыкновенно одарен­ным» - писала Р.Н. Клеймёнова в воспоми­наниях, хранящихся в архиве Башкирского художественного музея имени М.В. Несте­рова.

Годы учебы в художественной школе в Москве, затем в художественном инсти­туте имени В. И. Сурикова были для Евгения Клеймёнова не только временем пости­жения профессиональных основ, но и пе­риодом постоянной работы над собой. Он самостоятельно и углубленно изучал историю, литературу, философию, теорети­ческие труды мастеров Возрождения, знал Библию, Евангелие, собрал ценную биб­лиотеку по искусству, фонотеку класси­ческой музыки. Писал стихи и сонеты. Любил петь, и его баритон звучал красиво. Он учился на факультете монументальной живописи, но блестяще защитил диплом станковой живописной композицией.

После окончания института и службы в армии Клеймёнов некоторое время жил и работал в Москве, а в 1976 году уехал в поселок Теплоозерск Хабаровского края. Здесь вместе с другом Анатолием Гребен­щиковым в течение двух лет они создавали монументальную роспись в фойе дома культуры цементного завода «Праздничная феерия-фантазия по мотивам произведе­ний Александра Грина». Это был очень тя­желый и малооплачиваемый труд - худож­ники получали ежемесячную зарплату как простые рабочие, в то время как им при­ходилось все делать самим: от эскизов до штукатурки стен и их росписи. Но работали с удовольствием, ибо никто не ограничивал их фантазию, выбор композиций. И худож­ники дали волю своему воображению, умению и молодому задору. Женя всегда с удовольствием вспоминал это время, показывал цветные слайды с росписи. Мы поражались мастерству молодых ху­дожников, создавших многофигурную, многосюжетную композицию, вылившуюся в целостный художественный ансамбль. Не известно, какова сейчас судьба этой рос­писи, а тогда вскоре после возвращения из Сибири Женя получил из Биробиджана письмо от журналиста Леонида Школьника и книгу о Хабаровском крае. Там писалось, что комиссия из художественного фонда Хабаровска приняла на государственное хранение росписи художников и оценила их работу в размере ста тысяч рублей (в це­нах 1977 года). Но выплатить их нельзя было из-за того, что заказчиком был завод, а не художественный фонд, да и срок истек. Те прожитые впроголодь годы принесли ху­дожникам большой опыт и удовлетворение от того, что они сумели выразить в работе самих себя, свое понимание искусства и жизни.

Евгений Клейменов. Автопортрет. 1979. Холст. Масло.

В Уфу Евгений Олегович вернулся в 1979 году. Эта дата стоит на его «Автопортрете», находящемся, как и другие лучшие работы художника, в собрании уфим­ского художественного музея. Своеобразно закомпонован этот совсем небольшой холст. В руке художника - осколок зеркала, напоминающий очертания сердца. В нем — отражение его лица, обрамленного тем­ными волосами и бородой, с напряженно-серьезным взглядом глаз. Ограниченное рамками зеркала лицо читается особенно четко на фоне висящей белой футболки с надписью на греческом - «согласие». Работа выявляет сложное душевное состоя­ние автора, его неуспокоенность, требова­тельность к самому себе. В портрете с его смысловой содержательностью, интересным драматургическим решением задан тот высокий уровень профессионализма, образной глубины, которые всегда отли­чали творчество Евгения Клеймёнова. Как сейчас кажется, в портрете есть и предощу­щение собственной трагедии.

На республиканской молодежной вы­ставке в 1982 году кроме этой работы художник впервые показал свои шедевры «Кора» 1981 г., «Восхождение. Памяти А. Грина» 1982 г., навсегда вошедшие в классику нашего изобразительного искус­ства. Первая связана с его любовью ещё с юношеских лет к Греции, её истории, культуре. Чтобы глубже познать эту страну, он изучил её язык, свободно писал и читал по-гречески, знал народные песни и танцы. Ежегодно во время студенческой практики он ездил в Керчь, жил на горе Митридат - этом островке греческой культуры.

...Южное солнце, окрасившее золотым сиянием землю и небо, окутало нежным теплом фигурку девочки, присевшей на колени среди древних глиняных сосудов. На курчавую головку она примеряет оско­лок греческой вазы-амфоры. Юность и древность, красота и вечность — вот фило­софские ассоциации художника, вопло­тившиеся в этом пронзительно светлом, поэтичном холсте. Его живописная пла­стика, вобравшая в себя сложную игру золотистых тонов и полутонов, в которой словно растворена графика формы, непре­менно совершенной, перейдет затем из этого холста во многие другие, обозначив мир одухотворенный, романтический.

Наверное, нет такого человека, кото­рый, хоть однажды увидев, не запомнил бы картину Евгения Клеймёнова «Восхождение. Памяти А. Грина». Она притягивает к себе и западает в душу своей поэзией, тем вдох­новенным состоянием, с каким художник показал восхождение человека к мечте и надежде. Блестяще нарисованная, написанная в гамме золотисто-охристых тонов, она словно соткана из воздуха и дыхания моря, согретых теплым солнцем. В ней — ликование красоты, жизни и свободы как олицетворение поэтических грез, рожден­ных фантазией Александра Грина и столь же романтичного художника.

Уже наше первое знакомство с эти­ми произведениями Клеймёнова тогда, в 1982 году, показало глубину и неповторимость таланта художника, открывшего доселе неизвестный нам мир, наполненный таким страстным стремлением к гармонии поэзии и жизни.

Много вдохновенных работ Евгений посвятил детям, он их любил и понимал, не скрывал своих нежных чувств к ним. Образы детей как нельзя лучше воплощали его просветленное отношение к жизни, которое столь ярко читается в вышеназван­ных произведениях, а также в картинах «Молодняк» 1984 г., «Август» 1991 г.

В этих композициях присутствует еще один любимый герой художника - конь. Однажды после службы в армии Женя вместе с другом Виктором Мясоедовым побывал на Рязанском конезаводе, где наблюдал за этими животными, делал за­рисовки, после чего увлекся ими навсегда. Когда они с женой Ларисой Дмитриевной приобрели дом в поселке Тюльма Белорецкого района, и летними месяцами Женя работал здесь, его верным «другом» стал конь Буян, принадлежавший соседу Ивану.

Евгений Клейменов. Кора. 1981.

Женя его очень любил, косил для него сено, выгуливал на инзерских полянах. Чувства были взаимными - заслышав издалека Женин голос, Буян с радостным ржанием мчался ему навстречу. С тех пор конь все чаще стал появляться в его работах. Для художника он стал непременной деталью, воплощающей идею гармонии человека и природы, её неповторимой красоты. Как блестяще он умел рисовать этих красивых, грациозных животных!

1980-е годы были временем триум­фального вхождения Клеймёнова в худо­жественную жизнь республики, России. В 1983 году он стал участником выставки пятнадцати уфимских художников «Мир, в котором мы живем», в 1984 - всероссий­ской - «Голубые дороги России», в 1985 - всесоюзной - «Земля и люди», зональной - «Урал социалистический» и ряда других.

Конечно, Женя не стоял вне времени. Все, что происходило вокруг, было и его жизнью. Как истинный гражданин Отчизны он переживал со страной все то, что выпало на её долю в 1980-е годы - годы пере­стройки, когда зачастую несправедливо отрицались многие духовные идеалы, по­степенно стали стираться значения таких слов, как «патриотизм», «самопожертвование во имя Родины». Причастность к жизни Родины и её истории руководили не только творчеством Евгения Олеговича, но и его поступками. Он сшил себе казачью форму носил папаху и яловые сапоги, отпускал пышные усы - в этом он видел соответствие русской традиции и выражение мужской силы.

Чувства и мысли художника находили отражение в его полотнах, в которых не было бытописательства, в них всегда пред­ставали обобщенные планы, посредством которых художник выражал свои размыш­ления о современности.

Таковы его полотна на тему Великой Отечественной войны, утверждающие веч­ную значимость подвига советских людей в борьбе с фашизмом. Это его лирическое полотно «Завтра была война» 1985 г., исполненная драматизма картина «Односель­чане» 1984 г. В последней словно из глу­бины времени возникают пожелтевшие фотографии людей, плотно собранные в одной рамке, как это раньше делалось в наших домах. У художника родилась эта композиция, когда он прочел в газете о судьбе села Исаково Московской облас­ти, все жители которой погибли в годы войны. Летчик не вернулся из боя, женщи­на с мальчиком расстреляны в Брестской крепости, сохранились лишь их истлевшие фотографии и письма. В полотне звучат и мажорные ноты: изображение голубого неба в правой части холста читается как бе­лый лист, олицетворяющий новую жизнь, в которой будет жить память о них.

Были и остаются современными исто­рические полотна живописца «Петр I» 1986 г., «Миссия Жанны» 1991 г. Евгений Олегович любил историю и, взявшись за подобную тему, всегда очень внимательно изучал характер эпохи, архитектуру, детали быта, костюмы. Правдоподобие его работ никогда не оборачивалось натурализмом, повествовательностью трактовки сюжетов. Детали и строй картин он подчиняет образ­ной стороне. Их художественная вырази­тельность является носителем философ­ской мысли автора. В первой картине он утверждает идею величия России и веру в её успешное будущее. Во втором полотне своеобразную трактовку получает образ «орлеанской девы» Жанны д Арк, абсо­лютно лишенный автором воинственного начала и рыцарских регалий, которыми она была удостоена французским королем Кар­лом V. В канон красоты своей героини автор возводит ангельскую чистоту её души и внутреннюю готовность принять судьбы во имя спасения своего народа. Перед ней не полыхает костер, горит свеча, зажжен­ная в память рано оборвавшейся юной жизни.

Картина 1987 года «Распятие». Автор показывает в ней крест с распятым Иисусом Христом не на Голгофе, а возносит его над изображением современного города на фоне полыхающего отблесками заката тре­вожного неба. Стремясь передать людям свой призыв к духовному подвигу, очищению, художник находит убедительное лич­ностное решение библейской темы.

Кропотливо, по крупицам собирал Же­ня материал для своей картины 1988 года «Командарм революции М.Н. Тухачев­ский», желая отразить в ней многогранный образ своего героя, ставшего в 1937 году жертвой сталинских репрессии - человека большой внутренней культуры, который был не только выдающимся военным тео­ретиком и полководцем, но и музыкантом, скрипичным мастером. Романтический портрет командарма в гимнастерке и буде­новке предстает на фоне железнодорожно­го вагона, в котором он ездил по фронтам гражданской войны, плаката военных лет. Рядом с ним скрипка с оборванными стру­нами. Красота образа, в который художник вложил свою романтическую увлеченность, не заслоняет глубоко драматического зву­чания полотна, воплощающего авторское осмысление исторического события и лич­ности.

В январе этого года в Башкирском ху­дожественном музее имени М. В. Нестерова прошла выставка произведений Клеймёно­ва, посвященная его 60-летию. На вечере памяти Евгения Олеговича художник Е. Ви­нокуров отметил, что он обладал ярким талантом портретиста, умеющим быстро уловить портретное сходство и характер человека. Однажды, в начале деятельности М.С. Горбачева, Женя в художественном фонде получил заказ на его портрет. Тогда найти подходящую фотографию Горбачева было еще трудно, а Женя, увидев его по те­левизору, быстро написал портрет, кото­рый был успешно принят художественным советом.

В 1991 году в уфимском художествен­ном музее прошла групповая выставка произведений башкирских художников «Пятый угол». На ней экспонировался цикл работ, созданных Клеймёновым на Кипре, где он побывал по приглашению своего греческого друга вместе с женой Ларисой Дмитриевной Ртищевой и дочкой Катей. Он работал там целый месяц. Поездка была долгожданной и впечатляющей. Наконец- то он побывал на земле, о которой грезил годы, где жила его первая большая лю­бовь - учившаяся одновременно с ним в Москве гречанка Ирина Кирьякиду, которая после учебы вернулась на родину. Позже Женя по памяти воскресит ее образ в портрете, к сожалению, не сохранившем­ся. Силой своего воображения рождал он образ этой земли и её выдающегося компо­зитора Микиса Теодоракиса в живописном полотне задолго до поездки, ещё в 1984-1985 годы. А теперь он слышал подлинное звучание народных мелодий, говор греков, ощущал живое дыхание истории - все это вдохновляло. Я помню его холсты: «Кипр. Одомос» со своеобразной архитектурой местных поселений, «Деревенскую улицу на Кипре», открытую горячим солнечным лучам, «Вечер» с его таинственным освеще­нием и тенями.

Евгений Клеймёнов был таким худож­ником, о которых говорят - «мастер». Ве­ликолепный рисовальщик, он столь же ярко был одарен в живописи, идя в ней от клас­сики, от высоких традиций русского и ми­рового реалистического искусства. Глядя на его «Портрет Кати Толстиковой» 1 986 года, это понимаешь особенно четко. Это по­лотно удивительной красоты и глубины. В нем - умело переданная непосредст­венность, открытость девочки, сидящей в непринужденной позе, взгляд которой полон живого, пытливого интереса к окру­жающему. За ней - простирающееся до бесконечности пространство мира, откры­вающиеся широкие и светлые горизонты жизни. Композиция портрета с его углуб­ленным пространственным решением, валёры живописных охристо-золотистых, бело-голубых оттенков, тончайшая игра которых рисует далекую перспективу мор­ского пейзажа и светлого неба, уходящих вдаль в голубую дымку — во всем очевид­ное созвучие полотна с работами мастеров эпохи Возрождения, что, конечно, делает честь Е. Клеймёнову.

Евгений Клейменов. Портрет Кати Толстиковой. 1990. (Из собрания А. Г. Толстикова)

Портрет, наряду с картиной «Распя­тие», находится в собрании профессора, члена-корреспондента Российской акаде­мии наук, лауреата Государственной пре­мии РФ Александра Генриховича Толстикова, который в свое время жил в Уфе и был близким другом Клеймёнова. Он любезно представил нам фотографии с работ Жени и написал воспоминания о нем, которые я воспроизвожу с большой благодарностью.

«Воспоминания о художнике Евгении Клеймёнове навевают светлую грусть и воз­вращают к замечательным временам почти двадцатилетней давности. Его неожидан­ное возвращение домой в Уфу после ове­янных легендами странствий по городам и весям необъятной страны, в узком кругу художников и творческой интеллигенции было воспринято настороженно и обсужда­лось как своеобразное чудачество. Дейст­вительно, что же искал этот невероятно красивый, высокообразованный и одарён­ный человек в башкирской столице середи­ны восьмидесятых годов, после создания грандиозной по замыслу и блестящей по мастерству исполнения росписи на темы Александра Грина, после шумной, многими желанной Москвы и предоставляемого ей карт-бланша? Думаю, что не ошибусь, если скажу - судьба вела. Счастливая судьба или несчастливая, пусть эту фразу каждый понимает по-своему. Я не фаталист, и впол­не реалистичный в жизненных оценках человек, но это тот случай, когда могу себе простить подобное отступление.

Буквально с первых дней нашего зна­комства я был потрясен всем, что опреде­ляло драматическую личность Жени. Обще­ние с ним доставляло истинную радость и эстетическое наслаждение. Наши беседы о живописи, музыке, литературе, истории, философии, этнографии, палеонтологии оставляли во мне неизгладимый след. Женя был не просто начитанным человеком, он был ученым, блестяще ориентировавшимся во всех перечисленных мной областях куль­туры и науки. Знал и мог бойко изъясняться на редких языках, например, на греческом, и даже на каком-то его наречии, характер­ном для киприотов. А что стоят его перево­площения из истинного денди в лихого донского казака. Вряд ли это было простое переодевание, форс или камуфлирование. Мне кажется, что это полностью соответст­вовало состоянию его души, души трепет­ной, ранимой и сопереживающей. И поэто­му никому из здравомыслящих людей не придёт в голову попенять художнику Клей­мёнову за цикл пронзительных по своей искренности работ, объединенных общим названием «Скрипка командарма».

Блестящий рисовальщик, тончайший колорист, Женя как никто другой умел ожи­вить и одухотворить строптивую живопис­ную фактуру, переливы и преломления цвета и света. В его творческом наследии есть несколько неоспоримых шедевров высочайшего уровня, и среди них незабы­ваемые «Кора», «Автопортрет в красном», «Портрет Кати Толстиковой». О последней работе говорю с особым чувством. Спасибо тебе за неё, великий художник и друг Женя Клейменов!

Александр Толстиков, заместитель Главного ученого секретаря Российской академии наук, член Высшего экологиче­ского совета Государственной думы РФ. Москва 25.04.07.».

Осенью 1991 года Евгений Олегович тяжело заболел. В Москве ему сделали онкологическую операцию, после чего семья Клеймёновых временно осталась жить там, чтобы Женя находился под при­смотром лечащего врача. Моя последняя встреча с ним произошла в марте 1992 го­да. Находясь в командировке в Москве, я возвращалась вечером от Натальи Михайловны Нестеровой и увидела входящего в полупустой вагон метро Женю. Он очень обрадовался встрече, стал звать в гости, говорил, что очень хочется пообщаться, и

Лариса обрадуется. Но я была очень устав­шая и сказала ему: «Дай мне твой телефон, я позвоню, и мы договоримся о встрече на завтра или послезавтра». Он мне называет номер телефона, от которого я в смятении застываю. «Что с вами?» - спрашивает Женя. Это был телефон мастерской моего ушедшего из жизни в 1980 году брата, известного художника Юрия Ракши. Через несколько месяцев в Уфу пришло трагиче­ское известие о том, что Женя умер утром 1 сентября, в один день с Юрой. Я мыслен­но всегда ставила Евгения по степени одаренности, чистоте и благородству души рядом со своим братом - оказалось, что это так.

В этом году Евгению Олеговичу Клей­мёнову было бы всего шестьдесят три. Утешает лишь одно — его произведения живы, у них возраста нет.

Комментарии  

 

0 Admin #1 03.11.2010 20:06

О творчестве художника пообщаться можно здесь. На форуме открыта ветка.

 

Обновить список комментариев

У Вас недостаточно прав для добавления комментариев.
Возможно, Вам необходимо зарегистрироваться на сайте.