Современные художники Башкирии - Игорь Тонконогий. Искушение метафорой. Часть 1.

Игорь Валерьевич Тонконогий. Родился в 1958 году в городе Стерлитамаке. Специальное образование получил на художественно - графическом факультете Башкирского государственного педагоги­ческого института (1975 — 1980). Живет и работает в Уфе.

Художник - график. Работает в различных техниках печатной станковой графики (офорт, мягкий лак, сухая игла, акватинта, литография, линогравюра, ксилография, монотипия) и в материа­лах и техниках рисунка (графитный карандаш, пастель, масля­ная пастель, смешанная техника), иллюстратор книги. Член Союза художников России с 1991 года. С 1979 года участвует в республиканских, зональных, всерос­сийских, специальных, групповых и международных выставках. С 1996 года - постоянный экспонент известных и престижных в России ежегодных выставок "ART MANEGE", "ART MOSCOW", "Московский Арт-Салон", "Московский международный художе­ственный Салон".

В 1993 и 1994 годах работал по приглашению в Англии, где состоялись три его персо­нальные выставки.

В 1998 году посетил США с персональной выставкой, которая состоялась в Музее современного русского искусства, также участвовал в выставке «Неизвестная Россия».

Произведения Игоря Тонконогого хранятся в собраниях художественных музеев и картинных галерей страны, в галереях Парижа и Нью-Йорка, в отечественных частных собраниях и за рубежом: в Англии, Франции, Израиле, Канаде, Польше.

Художник всегда балансирует на грани двух миров — мира объективных реалий и пространства субъективного ав­торского «я», вступающего в диалог с дей­ствительностью или, напротив, скрываю­щегося от нее в лабиринтах собственного воображения.

Преобладание того или иного типа ху­дожественного сознания: миметического, то есть отражающего объективное окружение, или же романтического, развернутого внутрь авторских грез, — определяется в каждую эпоху сложной комбинацией целого ряда факторов, важнейшим из ко­торых является характер и нрав самого исторического времени.

Игорь Тонконогий. Побег. Офорт. 1990.

Очевидно, что нрав нашей безумной эпохи далек от неоромантических фанта­зий и вряд ли способствует взлету артистического воображения. Слишком неизбежны и назойливы реалии, слишком навязчив и неотступен исторический фон, чтобы отрешиться от него и предаться свободному внутреннему монологу. Когда же это вдруг удается, то невольно ищешь какой-то изъян — вычурность, неискрен­ность, манерность или просто механическое удовлетворение заказа. Воображение нынче вышло из моды, хотя и по справед­ливости ценилось в наиболее утонченные времена как «королева способностей» (Бодлер).

Чем неизбежнее натиск рацио, тем обостреннее улавливаешь каждый всплеск поэтического, каждый изгиб авторской тайнописи, за которой, как писал Вячеслав Иванов, встает «жизнь иная, свет иной». Именно в этих координатах символиче­ского, откровенно субъективного образотворчества целесообразно рассматривать работы художника-графика Игоря Тон­коногого.

За плечами у него — вполне обычная биография в меру преуспевающего худож­ника. Сначала — художественная школа, затем — художественно-графический фа­культет Башкирского педагогического института. Позже, практически без всякой паузы, — быстро нараставший опыт книж­ного иллюстратора. Дальше — тоже впол­не проторенный путь — Союз художников и, как принято писать в казенных анкетах « участие в многочисленных российских и зарубежных выставках». Биографический портрет довершает весьма ровный нрав нашего героя, далекий от экстравагант­ности, артистической чудаковатости и прочих желаемых для романтического облика Художника атрибутов. Ничто не выдает в этом сдержанном, почти медли­тельном человеке тех страстей, что разы­грываются в его графических листах. Но в этом парадоксе и состоит своего рода компенсаторная закономерность любого творчества, материализующая в произ­ведении потаенные страсти, томления и мечты, ускользающие при внешнем дистанционированном общении.

Игорь Тонконогий. Хозяин. Офорт. 1991.

Впрочем, парадоксальность нашего персонажа имеет свою внутреннюю логи­ку, и каждый шаг на его профессиональном пути не отрицает предшествующих, а, напротив, переплавляет их в профессио­нальный опыт и завидную мастеровитость. Это последнее качество — мастеровитость, некогда считавшееся непреложной характеристикой любого художества, а ныне ставшее, увы. почти необязательным, — одна из сильных и убедительных сторон работ Тонконогого. Его композиции мож­но упрекнуть в чем угодно, но только не в отсутствии грамотности и зрелости. Они спорны эстетически, возможно, могут вызывать упреки в некоторой вычурности или стилизаторской экстравагантности, но профессионально — безусловно крепки и убедительны. Иного и не допускает предпочитаемый им офорт — одна из са­мых многотрудных и требовательных из графических техник. Офорт более всего обязывает к безупречной грамотности и четкой постановке задачи. Не случайно далеко не каждый график рискует про­бовать себя в этой технике. Малейший просчет, неуверенность руки способны мгновенно погубить многодневный труд по изготовлению печатной формы. Отсю­да и выверенность каждого шага, придающая ощущение чеканной построенности композиции при внешней пульсирующей нагруженности.

Действительно, почти во всех офор­тах Тонконогого поражает, прежде всего, именно композиционное попадание, достигаемое вовсе не интуитивным путем, а знанием закономерностей и механизмов языка графики. Каждый его лист — это многослойный живой организм, насы­щенный героями, движением, сложной фабульной драматургией. Для того чтобы удержать весь этот «арсенал» на листе, требуется ясная структурная основа, за­щищающая от переизбыточности выразительных эффектов и хаотичности образно­го ряда, опасных ускользанием главного. Иными словами, необходимы жесткий отбор и чувство меры, присущие далеко не каждому автору. Ведь так трудно филь­тровать собственный замысел, отсекать лишнее, отшелушивать красивости, очи­щая от излишеств истинный авторский импульс. В этом смысле выстроенные в ряд произведения Тонконогого могут слу­жить своеобразной школой преодоления материала в мучительных поисках един­ственного смысла.

Игорь Тонконогий. Погоня. Офорт. 2008.

Тем более что избранная им литературно-символистская стилистика изобилует искушениями и соблазнами. Излишняя ассоциативная уплотненность, переизбыточность аллегорий, шаблон­ность и профонированность большинства используемых романтических образов — все это так незаметно может сбить худож­ника на банальность, вычурность и почти что безвкусицу. Как удержаться в рамках «строгого» искусства, оперируя в мире априори красивых объектов, как-то: обнаженная натура, леопарды, лошади, стра­усы и прочая откровенно экзотическая фактура, в которой не отказывает себе автор. Тонконогий словно намеренно ис­кушает себя символистской метафорикой, апеллируя даже в названиях некоторых работ к пространству преувеличенного театрального жеста. «Прорыв», «Похищение», «Пойманный прыжок», «Ловушка» — в этом слышится желание интриги. Последняя действительно используется как сюжет­ный прием, никогда не сбиваясь, однако, на вульгарно-бытовой уровень. Его интри­га иного — поэтического мира, населенно­го видениями и грезами, где, как писал, исследуя феномен художнического фанта­зерства, Фрейд, «прошедшее, настоящее и будущее нанизаны на нить продвигающе­гося желания». Предельная искренность, субъективная, правда, присутствующие в работах Тонконогого, и удерживают их от манерности и поверхностного a'la симво­листского подражательства. За внешним контуром узнаваемых образов и прозрач­ных отсылок стоит внутренне фундиро­ванный личностный путь познания, при­дающий внешне роскошным графическим листам обоснованность и глубину.