Этюд к картине «Не ждали»

Художник Илья Ефимович Репин (1844-1930)

Илья Ефимович Репин — одна из самых грандиозных и в то же время противоречивых фигур в рус­ском искусстве. Его то объявляли гением, то говорили, что свой дар он растратил по пустякам. В советское время к нему относились с особым пиететом, он олицетворял передвиж­ничество, но мало кто вспоминал о том, что в начале 1890-х Репин разорвал все связи с товариществом и принял приглашение Академии художеств. Уже в первых своих про­изведениях он продемонстрировал разнообразие творческих поисков. В одно и то же время он пишет и вполне академичное «Воскрешение дочери Иаира», и надежду демо­кратов, «знамя» передвижничества «Бурлаки на Волге».

Вероятно, читатель удивится тому, что сегодня мы будем гово­рить об этюде как о шедевре. Действительно, его нельзя назвать самостоятельным произведением, но именно этот этюд показывает, какой сложный и долгий путь при­шлось пройти художнику в поис­ках образа. Причём окончательный вариант работы (Государственная Третьяковская галерея) с точки зре­ния психологической характе­ристики имеет мало общего с тем, что хранится в Башкирском госу­дарственном художественном музее имени М. В. Нестерова.

Над картиной «Не ждали» Репин работал четыре года, с 1884 по 1888. Возможно, в художественном отношении это не самое лучшее его произведение, но по идейным подходам оно гораздо более сложное, чем может показаться на первый взгляд. В искусствознании существует множество трактовок сюжета кар­тины. Возвращение узника в родной дом — самая простая из них, полу­чившая широкое признание в совет­ское время. Но даже тогда к картине «Не ждали» относились с большой осторожностью. В ней нет чистой жанровости, а передана атмосфера особой напряжённости.

Современники художника видели иное прочтение сюжета — слишком мрачной казалась им фигура главного героя. Обращали на себя внимание фотографии Шевченко и Некрасова, висящие на стене, и особенно гра­вюра «Воскресение». В этой связи возникает параллель между образами героя и Христа, некая ирреальная линия — герой уже казнён, он не дол­жен был вернуться, и перед зрителем разворачивается сцена видения (даже тень не такая четкая, как у других пер­сонажей).

Среди фотографий нахо­дим и портрет Александра II. Вернувшийся герой причастен к убийству императора? Пожалуй, в этом ключе было бы логично рас­сматривать данный этюд.

После русско-турецкой войны 1877-1878 гг. общественное движе­ние в России переживало подъём. Именно тогда появилась организа­ция «Народная воля» с заманчивой программой: землю — крестьянам, фабрики — рабочим. Но в средствах для достижения целей народовольцы, к сожалению, себя не ограничивали. Тактика заключалась в запугивании и дезорганизации правительства путём индивидуального террора. Уже в 1879 году началась настоящая охота на царя и его приближённых, при этом было много случайных жертв. Так, 5 февраля 1880 года зда­ние Зимнего дворца потряс взрыв, император не пострадал, но погибло несколько солдат. 1 марта 1881 года на Екатерининском канале от наро­довольческой бомбы погибли казаки, окружавшие царскую карету, и слу­чайно пробегавший мимо мальчик; второй взрыв поразил и самого импе­ратора. Вскоре после этого исполни­тельный комитет «Народной воли» был полностью арестован.

В раннем портретном этюде (1884) герой выглядит уверенным в своих силах, полным внутренней энергии, ни о чём не сожалеющим человеком. Но в окончательном варианте он разочарован в своём прошлом. Его драма — в раскаянии за страдания, причинённые семье, в страхе встретить не сочувствие и прощение, а порицание и осуж­дение. В отражённой гамме пси­хологических реакций на событие — изумления, недоверия, радости, сомнения — безусловно, доминирует немой диалог взглядов матери и воз­вратившегося сына. Но если в кар­тине герой виновато смотрит на мать, то в этюде Репин сообщает его взгляду стремительность, огромную силу мысли. Сравнивая образы, мы понимаем, как меняется отношение автора к собственному персонажу.

Репин часто переписывал свои произведения и особых успехов добился именно в портрете. Его нико­гда не интересовала эффектная поза, гораздо большее значение для него имело ощущение живой материи, модель Репина всегда как будто в движении. Для передачи характера он использует чисто живописные приёмы: тени вокруг глаз, лёгкими мазками написаны взъерошенные волосы. В работе виден каждый удар кисти, широкая, свободная живо­пись создаёт ощущение, что краски ещё не просохли. Глубокий синий цвет одежды с белой полосой чистого холста у ворота подчёркивают выра­зительность силуэта головы. Таким образом художнику удаётся совме­стить мощную психологическую характеристику со свежестью вос­приятия.

В письме 1940 года М. В. Нестеров, инициатор создания в Уфе худо­жественного музея, рассказывает, как Репин подарил ему свой этюд: «Я зашёл к нему... и в разговоре упомянул о намерении своём устроить небольшой музей в Уфе из работ моих современников. На вопрос И. Е., есть ли у меня что-либо из его работ, я сказал — нет,., он достал наклеен­ный этюд, покрыл его тут же ретушью и преподнёс мне...»

В 1919 году в составе коллекции М. В. Нестерова, подаренной Уфе, при­был и этюд, который и по сей день находится в постоянной экспозиции музея.