Жизнь и творчество Александра Эрастовича Тюлькина (1888-1980)

Замечательный художник и живописец – колорист, мастер пейзажа и натюрморта Александр Эрастович Тюлькин родился 30 августа 1888 года в городе  Уфе.

«Однажды, у Пластова в Прислонихе заговорили о старых русских живописцах, которые стали мостом из дореволюционной художественной культуры в нынешнюю. «А вот Тюлькин в Уфе? — сказал Аркадий Александрович. — Неужто не знаете? Ну что вы. Учился у самого Николая Ивановича в Казани. Жив и нынче! Умное у него искусство». «Умное» у Пластова было высшей похвалой», — вспоминает об одной из своих бесед с А. А. Пластовым московский искусствовед А. М. Пистунова.

Ныне, оглядывая весь путь, пройденный художником, отмечая его главные вехи, анализируя отдельные произведения, теперь уже несколько отстраненно от личного обаяния самого автора, убеждаешься, что живописные образы старой Уфы — провинциальной окраины России, объединенные в единую, большую тему Родины, составляют все же главную, основную линию в творчестве Александра Тюлькина.

«Если бы я написал книгу о себе, то эпиграфом поставил бы слова: «Всю жизнь прожил в Архиерейке и мечтал о Тициане». Так коротко, лаконично сам Александр Эрастович определил характер своего творческого пути, своей художнической судьбы. Эпиграф остался запечатленным на разрозненных страничках его автобиографических записей, так и озаглавленных «Опыт автобиографии». «Всю жизнь прожил в Архиерейке» (в овраге) — это действительность в самом прямом и переносном смысле: то есть прожил на отшибе, в стороне от столичной художественной жизни — самовольная ссылка. Но шкалу ценностей в искусстве, в своем творчестве обозначил высокую — ТИЦИАН. В его творческих замыслах и нравственных идеалах не было и тени провинциализма.

Художественное образование Александр Тюлькин получил до революции (1912—1918) в Казани, в Художественной школе, находившейся тогда в ведении Академии художеств (школа была открыта в 1895 году). Возглавлял ее в те годы молодой художник Николай Иванович Фешин, выпускник Академии, почти сразу же получивший звание академика, ставший вскоре широко известным своими работами не только в русском, но и европейском искусстве начала XX в. Кроме Фешина, из преподавателей Тюлькин вспоминал акварелиста П. Х. Скорнякова, тоже выпускника Академии, П. А. Радимова, читавшего курсы литературы и истории искусств.

В том же году произошла незабываемая встреча казанских студентов с приехавшими из Москвы футуристами: Давидом Бурлюком, Владимиром Маяковским, В. Каменским. В переполненном зале Дворянского собрания 20 февраля 1914 г. они читали лекцию о живописи и поэзии, а Маяковский в своей знаменитой желтой кофте сделал доклад «Достижение футуризма». Об этом часто рассказывал уфимцам Александр Эрастович. Александр Родченко, тоже учившийся в те годы в Казанской художественной школе, рассказывал об этом же Волкову-Ланниту, известному фотографу, писателю, жившему в Москве, впоследствии автору книги «Александр Родченко». Кстати, сам Л. Волков-Ланнит — уфимец, занимался в начале двадцатых годов в студии А. Тюлькина. И автор этих строк слушал в арбатской квартире воспоминания Волкова-Ланнита о футуристском десанте в Казани, разглядывая фотографии тех лет.

Картины Александра Эрастовича Тюлькина

Спустя год, в 1915 году художник Давид Бурлюк приедет в Уфу, проживет здесь около трех лет, напишет множество этюдов, ценных и в живописном отношении, и в плане художественного проникновения в особенности бытового уклада, пейзажа татарских и башкирских деревень. Он был очарован лицами, типажами людей, населяющих, как он сам говорил, «татарскую степь», где уловил внутренним зрением и слухом «и шепот, и топот татар» (М. Цветаева). Интересно, что в большинстве из этих работ и следа не осталось от его футуристических опытов — добротная пленэрная живопись скорее с импрессионистическими приемами, которые в какой-то степени оказали воздействие на раннюю живопись Тюлькина. А самое главное: Бурлюк настроил уфимских художников, в то время еще очень малочисленных, на волну художественного интереса и творческого внимания ко всему характерному в жизни обитателей этого края. Он вспоминал, как вместе с Давидом Бурлюком, К. Девлеткильдеевым ходили на этюды в живописные уфимские овраги, порой писали одновременно один и тот же мотив. Именно тогда был написан этюд «Башкирка у окна» (работа не сохранилась, имеется только фотография) — один из первых вариантов композиции будущей известной его картины, написанной в 1924 г. «Цветущие окна».

Унаследовав уроки живописи у Николая Ивановича Фешина, несмотря на его громадный авторитет живописца, Тюлькин сумел избежать подражательности маэстро. Лишь приверженность к сложной серебристо-жемчужной гамме в колорите холста позволяет догадываться, что Тюлькин учился у Фешина. Вспоминая о нем, Александр Эрастович неизменно подчеркивал: «Он научил меня мешать краски», то есть уже на палитре, искать, сочинять и чувствовать ту общую живописную тональность, которая должна быть абсолютно адекватной его настроению, переживанию художественного образа — замысла в предстоящей работе над картиной.

Полотна, написанные Александром Тюлькиным в Уфе, сразу после завершения учебы в Казани, дают представление о том, в каком направлении дальше велись его живописные поиски. Одна из таких работ «Домик на даче» (1919). Энергичные движения кисти в напряженной цветовой гамме уверенно моделируют весомые, тяжелые формы предметов: темные стволы деревьев, сине-красные объемы дома с мезонином, густую тень от них, передавая ощущения их массы, материальности, конструкции — особенности, которые нравились ему в работах П. Кончаловского, И. Машкова. Еще раньше — в полотнах П. Сезанна, с которыми он познакомился во время своей короткой поездки в Петербург в 1913 г. на выставке «Сто лет французской живописи», организованной во дворце Юсуповых. Она явилась огромным событием в жизни молодого Тюлькина, и даже в самые последние годы он рассказывал о ней так живо, увлекательно и подробно, словно видел ее только вчера.

Картины Александра Эрастовича Тюлькина

Художника Тюлькина на протяжении всего творчества увлекают задачи пленэрной живописи, передача свето-воздушной среды, неуловимая игра тончайших оттенков во взаимоотношениях тени и света, живописное касание предметов, сотворенных из разных материалов и фактур, задачи, близкие к импрессионистическим. Захватывала сама тайна этих отношений, отвечая его внутреннему душевному состоянию художника. Потому, вероятно наряду с чистыми пейзажами, Тюлькин пишет натюрморты на природе, погружая предметы в воздух, свет, солнце. Он любит приблизить к зрителю увиденный им предметный мир, передать особое состояние его жизни в воздушной среде, в нерасторжимом единстве с природой, наблюдать в нем бесконечную изменчивость в зависимости от состояния дня и освещенности — для Тюлькина это огромный мир поэзии, наполненный счастливыми и глубокими переживаниями. Через этот мир, через видения и воспоминания детства, он проникся и полюбил свою окраину глубокой любовью художника. Так в самом начале пути у Тюлькина сформировалась своя тема, точнее свой образ в живописи, который он с удивительным постоянством проповедовал всю жизнь, — образ старой Уфы, города его детства, юности, всей его долгой жизни. Причем его интересовал не столько город как таковой в целом, а именно его окраина, как бы сказали раньше ее посадская часть, та, что была связана с рекой, оврагами, воспетых еще художником Михаилом Васильевичем Нестеровым, пристанью.

И все же творческие интересы Александра Тюлькина не могли ограничиться раздумьями только о старой Уфе. Он вступил в самостоятельную художественную жизнь в то самое время, когда его патриархальная окраина была разбужена революцией. В советское искусство Александр Тюлькин пришел молодым, тридцатилетним, со своим художественным взглядом. Вместе с немногочисленной группой художников, объединившихся еще в 1913 году в «Уфимское общество любителей живописи», он активно включился в строительство новой культуры, в становление профессионального изобразительного искусства Башкирии. Но не обжив, не поняв до конца случившееся новое, он не спешил, да и, видимо, просто не мог сразу ввести его в свою живопись, сделать его частью своей внутренней духовной жизни — поэзии. В те годы Тюлькин много сил отдает организационной, общественной, особенно педагогической работе, убежденный в том, что в первую очередь необходимо формировать в Уфе активную художественную среду, атмосферу творческой жизни.

В начале двадцатых годов художник Александр Тюлькин участвовал в конкурсе на лучшее оформление спектакля Э. Верхарна «Зори», оформлял журнал «Красный курсант», обучал рисованию детей-сирот в школе первой ступени им. В. И. Ленина, преподавал в Чувашском педтехникуме, затем в Уфимском техникуме искусств и отдал в целом педагогической работе более двадцати лет. Одновременно принимал участие в художественных выставках не только в республике, но и за ее пределами, например в Москве на выставке «Жизнь и быт народов СССР»7 (1926), на выставке «Художники окраины», организованной в 1929 г. в США в г. Сан-Диего. И это далеко не полный перечень работ, которыми отмечена биография художника в 20-е годы.

Александр Тюлькин. Карьер. Картон. Масло. 34 Х 35..

С 1925 года некоторое время Аалександр Эрастович Тюлькин возглавляет Уфимское отделение АХРР, в начале 30-х создает монументальные росписи в здании Управления железной дороги и в Доме культуры железнодорожников. Позже избирался председателем Союза художников Башкирии — далеко неполный перечень работ, в который был вовлечен художник в те годы.

В мир новых художественных идеалов и образов Тюлькин входил медленно, трудно. «Конечно, руины писать легче, — говорил он, — они так обработаны стихией, что стали уже как бы частью самой природы. Новое вторгается в нее как диссонанс, и нужно суметь почувствовать и найти контакт нового с природой». Тюлькин много думал и постоянно искал красоту в нарождающемся новом. Для него красота подлинна в том случае, если она исходит из веры, глубокой внутренней убежденности. По его собственному признанию, раскрыть по-настоящему поэзию и красоту в формировании новой жизни он до конца так и не смог. И уж готов был себя корить и корил, полагая, что он, как человек более из прошлого XIX века, чем из настоящего, потому ему сложно понять индустриальную новизну, которая так грубо вторгается и разрушает природу.

В своих автобиографических записях он признается: «Когда писал и любовался отживающим, невольно возникали мысли о колючем, некрасивом, новом, и мучительно хотелось проникнуть в него и найти в этом красоту». И далее искренне признавался: «Я хотел написать новую Башкирию, но картина не получалась. В этом противоречивом борении прошла вся моя жизнь». Мастер живописи в строгом, подлинном значении этого слова мужественно признавался в своей неудаче.

У Тюлькина в основе его мироощущения — закон благоговения перед жизнью, определяющий философское и религиозное отношение к миру, к общечеловеческим ценностям.

Отсюда у Тюлькина любовь к скромным, непритязательным мотивам, к неярким, сдержанным краскам, через которые он идет к своей живописной правде. Когда началась война и дошли первые вести о погибших, художник взялся за работу над картиной «Голубец» (1942). Крупно, энергично, на весь формат холста изобразил потемневший от дождей и ветров деревянный крест у дороги под мерцающим золотом осенней березы. В глубине композиции, в тени, чуть светится медный литой образок, а рядом — ломоть ржаного хлеба и жаркая гроздь рябины. И вдаль уходит до самого горизонта, до верхнего края картины живая дорога, протоптанная, изрезанная колеями телег. Так живописными средствами автор выразил свое ощущение русской души, ее судьбы.

В последние годы жизни Александр Эрастович Тюлькин размышлял о своем месте в искусстве, в художественной жизни страны. «Если я играл какую-то роль в искусстве, то прежде всего как местный художник, художник провинции. И как педагог. В своей живописи я хотел отразить наиболее устойчивые черты быта русской провинции». Всю жизнь посредством искусства размышляя о мире, он тяготел к пониманию, что мир начинается не с центра, а с окраины. «Потому что окраина — это не конец мира, а его начало», — как бы вторит ему известный поэт Иосиф Бродский.

Картины художника Александра Эрастовича Тюлькина

Творческая судьба Александра Эрастовича Тюлькина, истинно талантливого, честного и преданного искусству художника, как и водится в России, складывалась достаточно драматично. Мастер реалистического письма, преданный натуре, однако его художественные идеалы, творческие методы в живописи не отвечали требованиям официального искусства, методу социалистического реализма. Интеллигент, художник, вольнодумец, он в 1930—40 годах жил под строгим надзором соответствующих органов. «И даже от стука, от скрипа в калитке все замирало внутри», — вспоминал он.

Подлинное официальное признание пришло к Александру Эрастовичу Тюлькину после XX съезда КПСС с наступлением политической оттепели в стране и в связи с этим некоторого послабления в искусстве. Он награждается орденом «Знак Почета», в связи с 70-летием получает звание заслуженного деятеля искусств РСФСР, а после небольшой персональной выставки в Москве (1975) — лауреата республиканской премии имени Салавата Юлаева. В России, чтобы добиться признания, необходимое условие — нужно быть долгожителем.

Но его долгая подвижническая жизнь в творчестве, благодаря его незаурядному таланту, одновременно и счастлива. Александр Эрастович Тюлькин — редкого дарования живописец и замечательный педагог, воспитавший вместе со своими современниками: Л. И. Лезенковым, К. С. Девлеткильдеевым, А. П. Лежневым, М. Н. Арслановым, искусствоведом Л. В. Казанской и другими; целое поколение уфимских художников, участие которых в 1950—60 гг. на всероссийских и всесоюзных выставках было замечено и позволило говорить в специальной прессе, в искусствоведческой литературе о формировании яркого, интересного художественного феномена в искусстве страны — уфимской школы живописи. Художники А. В. Пантелеев (1932—1990), Б. Ф. Домашников (1924—2003), Г. Ш. Имашева (1915—1995), А. Ф. Лутфуллин, М. А. Назаров, Ф. А. Кащеев и др. — все они из гнезда, свитого при участии и пристальном внимании своего учителя Александра Эрастовича Тюлькина. Некоторые из них уезжали продолжать учебу в других городах, но, как правило, возвращались на родину. А те, кто не занимался в учебные годы непосредственно у Тюлькина, как, например, художник Александр Данилович Бурзянцев (1928—1997) — известный в России живописец или А. А. Кузнецов (1927—1990), как и многие другие художники, духовно наполнялись, часто встречаясь с мастером в его доме-мастерской на тихой, уютной улочке Волновой. «Уфимская Академия» назвала этот дом, утопающий в саду, искусствовед Г. С. Кушнеровская.

Под высоким небом, притулившись у крутого косогора, где внизу серебрится и тихо несет свои воды река Белая, старенькая, скрипучая калитка являет собой вход в особо таинственный мир, о котором Александр Эрастович говорил: «Маленький кусочек мирового пространства, принадлежащий мне». Здесь все — память о нем.