СВЕТ и ПУТЬ в художественном сознании Михаила Спиридонова.Часть 1.

Художник Михаил Спиридонов принадлежит к числу тех немногих творчески одаренных личностей, которые очень рано начали осознавать не случайность своих земных встреч. Его внешняя биография скупа событиями, тем больший интерес представляет биография внутренняя, полная впечатлений и наблюдений, отраженных в его загадочных, порой настораживающих зрителя картинах. Спиридонов родился в Уфе, на одной из ее окраин, где и прошли детство и юность художника. Это был старый полугородской - полудеревенский мир бараков и коммуналок, тихих, утопающих в зелени садов домишек, мир "одной семьи", где все "в лицо" узнавали своих и соседских "курей", а личные проблемы быстро становились достоянием гласности. Именно такие дворики Спиридонов изображал в своих ранних работах ("Теплая ночь", "Уфимский дворик", 1977; "Беседа", 1978; "Шорохи", 1979).

Меланхолическая грусть, сквозящая в картинах 70-х годов, навеяна предчувствиями автора о недолговечности этих уютных, обжитых уголков детства и юности. Действительно, старая Уфа планомерно уничтожалась. Вырубались сады, сносились дома, очумело носились среди руин брошенные собаки - и это лишь усиливало любовь художника к элегической красоте уходящего в вечность быта. "Новый" мир все больше отчуждался от человека и природы, превращаясь в несоизмеримую с ними силу. Почти декларативно звучит эта тема в работе "Окраина" (1980), где безропотно ожидающая трагического конца природа противопоставлена наступающему индустриальному спруту - фабричным трубам, железобетонным коробкам и хищно поднявшим головы подъемным кранам. В этом же году написан "Городской пейзаж", пронизанный поэзией воспоминаний о прожитой жизни, уже навсегда отшумевшей. В дальнейшем мотивы печального ожидания, ностальгии по детству, разнообразно варьируясь, станут сквозными в работах "барачного цикла".

Однако едва ли поиск "топографических" примет в пригородных пейзажах художника способен осветить мировоззренческие истоки его творчества. Мало что добавит к этому и разговор об андеграунде, к которому при желании можно отнести искусство Спиридонова. "Перестройка" и пришедшая с ней свобода самовыражения не многое изменили в художественном сознании живописца. Личностное существование человека и лик природы, загадка их трагической разобщенности и путь к обретению гармонии - таков круг проблем, определивших вектор метафизических и натурфилософских исканий художника. Этому смысловому ядру подчинены основополагающие, устойчивые мотивы, вытекающие один из другого и с течением времени не изменяющиеся; и в этом, пожалуй, состоит одна из особенностей Спиридонова как художнической личности.

Сосредоточенность на изначальном трагизме жизни, "времени в себе", влечение к тайнам, неподвластным прямому анализу, намечали точки соприкосновения с различными школами и направлениями - художественными и философскими. Что касается художников, то здесь встречи с "предшественниками", конечно, были, и о них еще пойдет речь. С философией сложнее. Если пренебречь биографическими данными и свидетельствами самого художника, нетрудно было бы вписать искусство Спиридонова в рамки европейской философской традиции. Но не будем забывать, что большинство художников (по крайней мере, в Башкирии) развивалось в условиях полной изоляции от философской культуры, разумеется, если исключить из последней популярные критические статьи и те отголоски эзотерических учений, которые проникали в провинцию в виде разного рода перепечаток и ксерокопий, адекватность содержания которых нередко была весьма сомнительной.

Впрочем, отдельные положения западной философии отражены в живописной системе Спиридонова - опосредованно, в причудливом порой переплетении с теми идеями, которые принято связывать с именами Н. К. Рериха и Е. П. Блаватской. Важно, однако, заметить, что "магический реализм" художника опирается прежде всего на личностный духовный опыт, на озарение; философская мысль черпается из энергии чувства, открытого потоку гуманистических исканий Запада и Востока.

В живописи Спиридонова можно выделить два этапа, в целом совпадающих с границами десятилетий 70-х и 80-х годов. К последнему, "открытому" периоду примыкают поздние работы художника, сознательно ориентированные на буддизм ("индийский цикл").

В картинах 70-х годов, преимущественно пригородных пейзажах, автор пристально всматривается в окружающую действительность, последовательно избегая, однако, бытописательского подхода к ее явлениям. Работы этой поры изобилуют изображениями деревьев, прокисших от дождя лесных дорог, небольших речушек, гор и оврагов; но в этой любви художника к живой, одухотворенной природе нет ни слезливого умиления, ни показной бравады. Элегическое звучание, темная или, напротив, серебристо-серая колористическая гамма, слегка оживленная легкими всплесками красно-коричневых, зеленых или синих цветов, приемы оттенения, постепенный, мягкий переход красок - отличительные признаки этих картин, позволяющих говорить о наметившейся ориентации Спиридонова на лирико-эмоционольную линию западноевропейского пейзажа - то на Т. Руссо и Ж. Дюпре, то на К. Коро и К. Фридриха. Отсюда и стремление запечатлевать природу в ночные часы, часы закатов и рассветов, когда очертания предметов зыбки и туманны, а человек прозревает в тишине таинственные, первостепенные начала жизни, скрытые в суматохе дня ("Туман", 1974; "Июньская ночь", 1978;"Дорога в сумерках", 1978; "Шорохи", 1979).

Михаил Спиридонов. Сад с дождем. Вариация. 2011. Холст. Масло.

Встречаясь с мотивом ожидания, тема безмолвия, тишины размывала пространственно-временные границы изображаемого и способствовала выявлению вневременной мудрости жизненно простого. Напомним, что "ночная тема" хорошо знакома литературе и искусству начала XIX века, обратившихся к проблеме самопознания человека, его связей с миром, проблеме, отраженной в известных тютчевских строках:

Есть некий час, в ночи всемирного молчанья,

И в оный час явлений и чудес

Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес.

Изображение человеческого безмолвия, "ночной стороны" природы и души становятся у Спиридонова одним из основных способов постижения сокровенных "вселенских" тайн. Вот почему в работах этого и особенно последующего периода рисуется не столько природа Урала, сколько образ настроения, состояния человека и природы - качеств психологических, но как бы спроецированных на видимый мир.

Поиск смысла жизни в тишине, уединении ставили художника перед задачей изобразить то, что, вслед за Метерлинком, можно было бы назвать "трагизмом житейской повседневности". Показ событий уступал место раскрытию внутреннего мира человека, его устремленности к духовной сфере бытия. Но эта духовная сфера, скрытая за кулисами дня, оказывалась таинственным образом связанной с непостижимыми силами хаоса. Окружающая человека действительность представлялась лишь отблеском далекой, неведомой истины. "И то, что ты можешь увидеть глазом, и то, что ты можешь услышать своим ухом, - восклицал герой хлебниковской повести "Есир", - все это мировой призрак, Майя, а мировую истину не дано ни увидеть смертными глазами, ни услышать смертным ухом. Она - мировая душа, Брахма. Она плотно закрыла свое лицо покрывалом мечты, серебристой тканью обмана. И лишь покрывало истины, а не ее самое, дано увидеть бедному разуму людей".

Эти романтические поиски "Индии духа" приведут впоследствии Спиридонова к Индии реальной. Но уже в работах конца 70-х годов, вначале робко ("Дорога в сумерках", "Шорохи"), затем все настойчивей ("Путешествие в синюю даль", 1979) звучит мотив мимолетности человеческого бытия в бесконечном мироздании. Аналогичная мысль организует и "брейгелевскую" работу Спиридонова "Оттепель" (1977). Та же игра контрастов - мрак черного и блеск белого, - задающая тон восприятию ранней весны, то же копошение крошечных человечков в четко обозначенном просторе пейзажа. Дело здесь, конечно, не в композиционном сходстве и не в совпадении отдельных изобразительных средств. Отзвук картины Брейгеля - в уже намечающемся, но пока еще определенно не выраженном восприятии мира как "величественной и загадочной панорамы, поглотившей в себе людей (слова Р.Климова о П.Брейгеле).

Михаил Спиридонов. Касание неба и земли. 1995. Холст. Масло.

Из этой системы идей берут начало основные спиридоновские мотивы отчуждения человека от природы, природы - от материальных плодов цивилизации. Противоположение рассудочной познаваемости мира интуитивному проникновению в суть бытия легло в основу создания картин 80-90-х годов, составляющих второй этап творчества художника. Последовательным развитием предыдущего опыта становится экстраполяция психологических характеристик на мир вещей, или "вторую природу". Отсюда стремление изобразить объект на грани быта и бытия, что вызывало переклички с сюрреалистической живописью, литературой экзистенциалистов, прозой А.Белого и т.п. И таких схождений у Спиридонова действительно много. Но именно схождений, а не заимствований (хотя и в последнем нет ничего предосудительного), ибо "ночная тема" уводила его все дальше - к загадке "сумерек души", а от нее - к художественному постижению скрытых связей человека и мира. Логическим продолжением этих идей стало убеждение в том, что могущественные и разрушительные "ночные силы" исходят из самих общечеловеческих и метафизических начал; и потому в работах этого периода зрителю явлен магически отчужденный мир, над которым постоянно нависает мрачное предчувствие грядущих катаклизмов. Сама природа становится отражением страха перед неведомым, живущим в душе человека.

Практика интимного "вчувствования", параллельно с которой развивался и углублялся процесс самопознания, приводит Спиридонова к религиозно-философским учениям Востока, уделявшим большое внимание пути духовного совершенствования личности. Его привлекает концепция циклического времени, предполагающая вечное перевоплощение души и забвение прошлого между двумя фазами, трансформации неумирающей субстанции, подчиненные закону кармы (сумме нравственных поступков человека). Всеобщая повторяемость явлений ( т.е. по сути дела, неподвижность) становится у Спиридонова важным структурообразующим элементом художественной системы.

С идеей круговорота соотносится и ретроспективный принцип, положенный в основу создания картин так называемого "барачного цикла". Именно здесь формируется система приемов, позволяющая художнику модифицировать круг постоянных образов и мотивов.

При первом приближении эти работы подавляют ощущением зыбкости окружающего мира, заброшенности, некоммуникабельности человека в этой жизни. Сквозь изображенные на полотнах жизненные реалии постоянно проступает "плеск инобытия", действительность же осмысливается как вселенская иллюзия, обман, майя ("Путешествие в отрезке времени", 1987; "Апофеоз", 1990). Спиридонов редко наполняет свои картины людьми; чаще он изображает одного человека, неподвижного, замкнутого, отгороженного от реальности какой-то невидимой перегородкой. Но иногда появляются изображения детей, еще не отторгнутых познающим разумом от тайн природы, в сущности, -"аватар" самого художника, смутно прозревающего свои прошлые перерождения.

Михаил Спиридонов. Одинокая гармонь. 2010. Холст. Масло.

Взгляд на жизнь как бытие, разлитое в космическом времени-пространстве и лишь на миг воплощенное здесь-сейчас в земной оболочке, отражен в работе "Зов" (1990-93). Образ застывшей в молитвенной позе девочки, трепетно удерживающей в руках чудесную невидимую нить судьбы, сплетается здесь с мотивом индийской Тары-искупительницы.

Как бы развитием темы "дворового" детства, образов животных и деревьев, с которыми дружил ребенок, оказывается переходящее из картины в картину изображение небольшого домика, "барака" ("Ностальгия", "Красное окно", 1988; "Спящий дом", 1992 и др.) или мрачноватой красно-коричневой двухэтажки ("Полдень", 1981), которая в зависимости от освещения может представать образе готически строгого, таинственного здания ("Одиночество", 1989). Драматическая напряженность этих полотен в значительной степени сближает их с экспрессионизмом; одновременно резкий, суховатый контур, иератическая застылость образов и статичная композиция заставляют вспомнить метафизическую живопись Германии и Италии второй половины 20-х годов. Однако в картинах Спиридонова отсутствует тот леденяще ядовитый скепсис, который нередко сопутствовал эстетической утопии художников "новой вещественности". Атмосфера тревожного ожидания, страха перед таинственными космическими силами порождалась пограничной ситуацией, в кото-рой запечатлевались персонажи его картин.

Попытке постичь мистическую сущность мира отвечают поэтика отстранения и установка художника не на "прямое видение", как в работах 70-х годов, но на "кабинетно" сконструированный пейзаж. Эта выборочность жизненных реалий и рассудочное расположение их в картине - четкое, с воздушным пространством, но без воздуха, стремление осветить образы особым "цветным светом" (Р. Дюфи) раздвигали границы реального, выводили его из привычного ряда, позволяя зрителю по-новому увидеть то, что раньше воспринималось им автоматически. В любом изображаемом объекте, каждой его части Спиридонов выискивает новый смысл, другую, скрытую от повседневных взоров жизнь. Отстраненный, мир окружающих человека предметов приобретает характер тревожной загадки и начинает жить по законам своей, непонятной нам логики.

Смотрите также: Касание неба и земли - Персональная выставка Михаила Спиридонова в Стерлитамакской картинной галерее.

Картины художника Михаила Спиридонова в нашей виртуальной галерее.