Продолжение, начало читайте: За рамками традиционного зрительского опыта. Часть 1.

Идея художественной цельности, гармонизирующая творчество Назарова и проявляющаяся в свойственной его мироощущению культуре памяти, позволяет, творчески интерпретируя стилистический первоисточник, по отношению к объекту изображения отказаться от вынужденной для многих роли интерпретатора: все, что изображает Назаров, — сама его жизнь, один неразрывный, выстраданный и прожитый им объект памяти.

В отличие от живописи, рисунки и акварели Михаила Назарова, являясь стилистически органической частью его изобразительного метода, с точки зрения образно-тематических ориентиров отличаются гораздо большей свободой. Отдавая в рисунке и акварели предпочтение все тем же кананикольским персонажам и мотивам, Назаров с не меньшим удовольствием рисует с натуры друзей, родных, членов своей семьи, а среди них с особой трогательностью свою жену — известного в республике музыковеда Лейлу Габдулловну Кудоярову. Его карандаш и акварельная кисть фиксируют провинциальные прелести улочек старой Уфы и Тубинска, пленительную красоту бельских берегов Уфы и дорогой сердцу каждого уфимца изгиб моста через реку Белую. Образно-тематическое многообразие, свойственное рисунку и акварели, дополняется в акварели приемом тематической серийности, которому Назаров привержен на протяжении последних десяти лет. В рамках же этой серийности выявляется практически весь спектр духовных приоритетов художника, причем процесс их выявления идет по тому же принципу «от частного — к общему»: от натурного мотива или конкретного персонажа через его стилистическую интерпретацию к ставшему для художника концептуальным образу-типу вселенского масштаба. В этом убеждаешься сразу, стоит только заняться перечислением названий созданных Назаровым серий: «Окрестности Старицы», «Свадьба», «Деревенские сюжеты», «Новый базар», «Моя деревня», «Евангельские сюжеты», «Иконы и цветы». При этом с точки зрения источниковедческого материала листы первых пяти серий, как и листы двух последних, составляют самостоятельные образно-тематические циклы. Их отличие легко читаемо уже на визуальном уровне. В листах первого цикла очевидно последовательное развитие так называемой местной тематики (Кананикольск, Баймак, Темясово), дополненной в «Окрестностях Старицы» мотивами и пейзажами древней тверской земли. В листах же второго тематического цикла Назаров обращается к общечеловеческим нравственно-этическим ценностям — библейским и евангельским сюжетам и образам, а через них — к проблематике преходящего и вечного (в серии «Иконы и цветы» — посредством сравнительного анализа короткой жизни цветка и вечности русской духовности, религии в целом). Образно-тематическая концепция второго цикла, возможно, навеяна знаменитыми религиозными композициями Натальи Гончаровой 1910-х годов «Евангелисты» и «Страшный суд (Конец света)» и триптихом-деисусом с полуфигурой Спаса и двумя фигурами архангелов. От Гончаровой же, возможно, происходит и общее тяготение Назарова к цикличности и композиционной многочастности.

Творчество уфимского художника Михаила Алексеевича Назарова сегодня находится еще за рамками традиционного зрительского опыта. Это резюме принадлежит екатеринбургскому искусствоведу Галине Холодовой, писавшей о Назарове в начале 90-х годов, и, к сожалению, оно только сейчас, по прошествии еще одного десятилетия, начинает терять свою актуальность. Массовый российский зритель, воспитанный на вековых традициях классицизма и реализма, должен был испытать достаточно длительный период адаптации к той стилистической манере, в которой созданы все произведения художника: источником вдохновения для Назарова всегда был русский авангард начала XX века — примитивизм, кубизм, кубо-футуризм.

В качестве концептуальных все три направления предлагали ряд новаторских для русского искусства стилистических приемов: произвольные модификации формы с намеренной ее деформацией, композиционную плоскостность и множественную перспективу, «монтаж» предметов и их частей, «конструктивный» линеарный ритм и «рисующую обводку» фигур и предметов. Получив оригинальное выражение в творчестве многих выдающихся художников русского авангарда (в первую очередь, членов художественной группировки «Бубновый валет»), эти приемы, по мнению Назарова, приобрели методологическую целостность в творчестве Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова и Павла Филонова — художников, мироощущение которых наиболее соответствовало его собственному.

Мы все знаем, что дети в первый год своей жизни очень быстро меняются. За это время они проходят  несколько значимых этапов  развития: первые месяцы  спят, умещаясь на одной руке  родителя, затем учатся держать головку и сидеть, чуть позже стоять и ходить с помощью взрослых. И самое главное - первый день рождения малыша.

Каждая новая победа ребенка восхищает родителей, и здесь имеет смысл сделать предложение  будущим клиентам, предлагая  поэтапную портретную  фотосессию в течение первого года жизни ребенка, для того чтобы запечатлеть эти знаковые моменты в жизни и малыша, и родителей. Фотографу нужно только сделать рекламное предложение фотосессии первого года ребенка. Как вы это организуете – все зависит от вас. Решений много, да и вам лучше знать желания и потребности клиентов в вашем регионе. А вот как разбить фотосессии на отдельные отрезки, здесь я вам подскажу несколько интересных моментов.  Я обнаружил, что лучше всего новорожденных фотографировать в возрасте первая неделя,  4, 8 и 12 месяцев, так как именно в это время ребенок достигает определенных успехов в своей жизни. Но так же имеет смысл рассмотреть возраст  3, 6, 9, 12 месяцев.

Младший брат Якоба и Вильгельма Гриммов, блестящих немецких филологов, которые широко известны в основном своими обработками народ­ных сказок, к сожалению, как-то поте­рялся в тени своих знаменитых родст­венников. Людвиг Эмиль Гримм - ху­дожник, гравер, профессор Кассель­ской Академии художеств с 1832 года, один из основателей первого в Герма­нии профессионального объединения художников Виллингсхаузенской коло­нии художников, оставил тысячи живо­писных работ, акварелей, гравюр, лито­графий и карандашных рисунков. Он родился в 1790 году в Ханау в семье го­родского секретаря Филиппа Вильгель­ма и Доротеи Гримм и был пятым, предпоследним ребенком. Шести лет он потерял отца, а в 18 лишился матери.

После смерти отца богатая тетушка из Касселя забрала к себе Якоба и Виль­гельма. Людвиг учился в школе в другом городе. Но братья и тогда, и в дальнейшем поддерживали тесную связь друг с другом. Старшие братья помогали Эми­лю материально в годы его учебы в Академии художеств.

В детстве мальчик отличался необыкновенной живос­тью характера, любил вместе с друзьями подолгу бродить по лесам, собирал птичьи гнезда, знал каждый закоулок в ок­рестностях. Учился он без излишнего усердия, но при этом обнаруживал огромный интерес к рисованию. Став взрос­лым, он с большой теплотой описал детство в своих воспо­минаниях. В них уже ощущался будущий художник. Ему за­помнились внешность его учителя, сту­денческая форма брата Якоба, приехав­шего на каникулы из Марбурга, живо­писная усадьба друзей матери.

Став художником, Людвиг Эмиль отдавал предпочтение романтическим пейзажам, которые он тонко чувство­вал. и портретам, потребность в кото­рых была велика, так как еще не было фотографии. Благодаря своим братьям он вошел в круг образованнейших лю­дей своего времени. Брат Вильгельм пригласил его в 1815 году во Франк­фурт, чтобы познакомить с Гёте. Гёте очень одобрительно отнесся к работам молодого художника, и это не было простой вежливостью. Гёте и сам ин­тересовался искусством.

В 1928 году художник Касим Девлеткильдеев совместно с бывшим тогда директором художественного музея Ю. Ю. Блюменталем совершил экспедицию в Тамьяно - Катайский кантон (ныне - Белорецкий район). Основой коллекции башкирского народного искусства в музее стали собранные ими здесь произведения. Поездка была чрезвычайно плодотворна и в творческом плане. Во время этой экспедиции Касим Салиаскарович исполнил свои лучшие работы, ставшие классикой башкирского изобразительного искусства.

Первая в этом ряду - «Девочка - башкирка в голубом», волнующая неподдельной искренностью, одухотворенностью, тонким мастерством акварельной живописи. Долгие годы была безымянной героиня этой работы, ставшая для зрителей собирательным образом юной башкирки, исполненной внутренней чистоты и кротости.

В 1983 году мы, сотрудники художественного музея, проехали по следам экспедиции 1928 года и отыскали героиню этой работы. Это была Марьям Юмагуловна Мустафина, мать пятерых детей, жительница поселка Брештамак Белорецкого района. Несколько лет назад ее не стало, а тогда она нам рассказала: «Мне было двенадцать лет, мы жили в деревне Усман-Гали. Родители ушли на работу, я была в доме одна, когда к нам во двор вошли двое мужчин. Когда они сказали, что хотят рисовать меня, я очень испугалась, в то время это было необычно и непонятно мне. Они шутили со мной, я постепенно успокоилась и согласилась посидеть. Надела свое нарядное платье с бусами и сидела на хике, а рядом было сложено приданое снохи - паласы, сыргытыши, стоял деревянный челяк».